Прошло уже много дней с тех пор, как прекратились сеансы связи и перестали приходить транспорты. Циклон поставил жирное многоточие в планах родной корпорации по «разведке и добыче стратегически важного редкоземельного металла на малообитаемой удалённой водной среднетёплой планете RX8457913». Похоже, мы застряли здесь надолго.
База располагалась в полуразрушенном бункере, а может школе или храме. Кто и когда его построил, мы не знали. По официальной версии это был форпост какой-то старой цивилизации. Сейчас от него остался бетонный каркас с остатками штукатурки и облезлыми изображениями каких-то существ с большими розовыми цветами. Надёжные стены, почти целые плиты перекрытия и ровный пол — всяко лучше наших армейских палаток, отсыревавших после каждого дождя. И очень удобный выход в лес по небольшому пирсу. На этой планете нам повезло — это просто дворец, по сравнению с тем, как мы, случалось, жили во время заданий.
Связь не возвращалась. Делать было нечего, и мы часами бродили по лесу. Деревья приятно пахли чем-то свежим и терпким. Под ногами шуршал мягкий, чуть-чуть колючий, ковёр из остатков растений. Ещё ниже, под этим ковром, словно дышала влажно-коричневая, пронизанная корнями, почва.
Через лес бежал ручей, сверкая игрой света в толще воды. Летающие представители местной фауны наполняли лес ритмичными звуками. Иногда резкими; а вот сейчас — мелодичными. Мы уже знали, что через пару минут звуки станут объёмными, как из другого мира.
Это странно, но иногда сочетания и переливы этих звуков создают очень явное чувство замедления и искажений пространства. Воздух, сгущаясь, начинает вздрагивать и струиться, перестраиваясь в унисон ударам сердца, которое тоже замедляется и начинает стучать глухо и мощно, как турбированный двигатель на старте. Иногда мы можем этому противиться, иногда нет, — тогда мы замираем, чувствуя только себя и этот влажный лес вокруг. А потом смотрим, заметил ли кто эту паузу. Потому что как её объяснить?
Сочетание звуков не должно вызывать такую реакцию. Вообще ничто не должно вызывать такую реакцию. Но вызывает. Странная планета. Может, дело в запахе деревьев, или паттернах движения воздуха? Или вообще это влияние поля циклона? Что с этим делать — непонятно.
Привычный распорядок дня с бритьём, поднятием флага, построением и перекличкой больше не работал. Это случилось как-то само собой, мы просто перестали делать это. И правда, в армейских традициях нет смысла, если мы вернёмся в строй лет через двадцать. Воевать здесь не с кем, демонстрировать глупость и отвагу некому. На смену субординации пришли простое дружеское общение. Разведка сверхценного металла прекратилась. Ведь связи нет, и отгружать его некому.
Руководство, узнав оно об этом, назвало бы нас дезертирами, и отдало бы под трибунал. Нехватка суперметалла тормозила производство оружия, а добывать его было трудно и дорого. «Каждая тонна имеет значение. Времени мало! Лишь приложив все усилия, мы можем сохранить господство в космосе. А это гарантия безопасности и нового рассвета нашей расы!» Всё как всегда. Война их ничему не учит.
И где сейчас руководство? Где амбициозные планы освоения ближней вселенной? Никто не знает на сколько мы застряли здесь – может на год, а может и на двести лет. Циклон электромагнитный. Их так и не умеют понимать. Не могут предсказать. А этот — в несколько раз больше предыдущих, и имеет какую-то новую структуру. Красивый, зараза. Его величество Космос играет по своим правилам. Ему плевать на наши планы. Он варит свои зелья.
Новый день повторял предыдущие. Ночью пели крылатые существа с большими светящимися глазами. Погода стала комфортной, а запасов еды нам хватит ещё на годы. В одиночку и по двое изучая Лес, мы перестали вести дневники и заполнять отчёты. Мы наслаждались вольной жизнью на этой странной планете, где живым было, казалось, абсолютно всё.
И однажды мы поняли, что изменились. Нам стали почти не важны цели, задачи и проблемы той техногенной цивилизации, к которой мы принадлежали раньше. Эта удивительная природа стала главным другом, целью и объектом нашего интереса.
Мы исследовали формы жизни, их взаимодействие, взаимосвязь. Классифицировали породы и почвы. Изучили химический состав растений и грибов. Постепенно мы решили, что знаем почти всё. Но однажды, на одной из стен базы, появились лица троих из нас. Не фотографии и не портреты. Каждый выглядел необычно, по-своему — мы его таким ещё не знали. При этом достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, кто именно глядит с портрета. Техника исполнения — необъяснима. Рисунки проступали сквозь стену, из глубины к поверхности. Они были невероятно красивы. Впрочем, как и всё на этой планете.
Мы удивлялись. Потом привыкли, и стали ждать новых. И радовались, когда они появлялись.
И вот все стены заполнены. Внутри базы осталось место максимум для одного. Последний рисунок этой обжитой части пространства появится здесь. А сейчас со стены взирает обшарпанный древний образ. Скоро здесь будет кто-то из нас.
Кто это будет? Каким он станет? Пусть это буду я!
Мы ждём. И уже знаем, что процесс не закончится. Он продолжится в новом блоке, на наружных стенах. Если мы останемся здесь достаточно долго. А сейчас каждый хочет видеть свой портрет. Ведь рисунки появляются «сами». Их создаёт пространство, и рисунок говорит о том, что планета признала и приняла человека. Значит, он изменился и понял — или почувствовал — что-то. Он стал своим для этой удивительной, прекрасной, природы. Мы ещё не прошли этот путь, и пока не знаем как именно. Но те, чьи рисунки на стенах, как-то связаны с планетой. Возможно надолго. В них появляется что-то неуловимое — особая сила. Магнетичность. Их о многом хочется спросить. Но они редко бывают на базе. И отвечают не на все вопросы. Мы ждём.
Щелчок. Вспышка… В комнате наш начальник, собственной персоной. Похоже, связь восстановилась, а мы забыли вспомнить об этом. В новенькой форме, он энергично подходит к месту, куда мы смотрим. Видит нас, переводит взгляд на рисунки на стенах. Меняется в лице. Делает вдох… И орёт: «Вы что, совсем охренели?! Решили, что вы местные боги? Вы думаете, эта планета принадлежит вам?! Вам что, заняться было нечем? Совсем…»
А мы понимаем, что не сможем ничего объяснить. Он не поверит. Пока он не почувствует пространство вокруг, он не сможет понять, что оно живое. В его реальности вообще не может быть живого пространства. Командир уверен, что мы нарисовали себя, устроили клоунаду в военное время. Для него этот лес, и вся планета – дикая территория, на которой есть разве что полезные ископаемые и, возможно, артефакты древних цивилизаций. А мы — позор армии и кучка дезертиров, которые забили на субординацию и дисциплину. А главное — на своё отвественное задание, сравнимое с миссией для общества.
Со всем возможным презрением он смотрит на нас. Мы — видим его. Прекрасный экземпляр. Спина, волевой подбородок. Руки и плечи, благородная седина. Знаки отличия. Прямое, как стрела, мышление. И полная однозначность. Долгие годы карьеры, и результат — уважение и власть, добытые преданной службой с безоговорочным подчинением. Образец дисциплины и моральной стойкости. Для него цель оправдывает средства, а каждый чужой — неприятель.
Для нас он — пришелец. Всё, чем он живёт — железный порядок, культ силы, страх и презрение несогласных. Всё это потеряло ценность для нас. Мы слишком хорошо понимаем, что это — путь в никуда. Война не решает проблем, а создаёт новые. Никто из нас не подчинится ему, и не вернётся службу бездушному обществу, членами которого мы были ещё недавно. Я точно нет. Мне нужно кое что закончить здесь. Пусть мой портрет появится в этом живом, природном, мире. Пусть я узнаю то, что мне нужно знать. Тогда я вернусь в «цивилизованный» хаос, но у меня будут другие цели и средства.
Андрей Лобач, 2018
Автор картинки: неизвестен.